Мед Суттунга.

Как-то раз Один услышал, что великан по имени Суттунг раздобыл особое питье, замечательный, божественный напиток, особый сорт меда - мед поэзии, или мед скальдов. Отведав его, любой может сочинять божественной красоты песни и стихи, подобные разве что весеннему пению птиц.
Один решил во что бы это не стало добыть этот напиток. И вот как-то летним днём Один взял в руки посох, надел старый потрепанный плащ и отправился на поиски Суттунга. Он надеялся, что в таком одеянии его никто не узнает.
Дорога привела странника к большому лугу, на котором работало девять косцов. Один остановился и, с удовольствием вдыхая запах свежескошенной травы, стал наблюдать за ними.
Косцы выглядели усталыми, работали медленно, косу у них, по-видимому, затупились. Один предложил их наточить своим точильным камнем, который якобы случайно завалялся у него в кармане. Работники согласились, и, когда вновь взялись за дело, оказалось, что теперь косы косят превосходно.
Косцы принялись торговать у Одина его точило. Один не возражал продать его, но сказал, что после того, как они расплатятся с ним, пусть сами решают, кому именно оно будет принадлежать.
Он подбросил точило вверх, и так как, каждый из девятерых хотел завладеть им, то получилась жуткая свалка, во время которой работники полоснули друг друга своими острыми косами по шее.
Один снова отправился в путь. К вечеру того дня он пришел к дому великана по имени Бауги и попросился на ночлег. Это Бауги был братом Суттунга. Он спросил у Одина, как его зовут. Один назвался Бёльверком, и, поскольку никто из асов не носил такого имени, Бауги счел гостя не опасным и оставил в своем доме на ночь.
Когда они пировали, Бауги начал жаловаться: случилось несчастье - все его девять работников поубивали друг друга. Что ж ему делать? Сам скосить всю траву он не сможет, и она, того и гляди, так и сгниет в поле.
Один согласился, что дело плохо, и предложил поработать у него в хозяйстве вместо прежних работников. Он сказал, что готов проработать за девятерых, а в качестве платы запросил сущую безделицу - глоток меда Суттунга.
Однако Бауги не мог сам распоряжаться медом, принадлежавшим Суттунгу. Тем не менее, он пообещал, что в конце года пойдет с Бельверком к брату и сделает все возможное, чтобы уговорить Суттунга.
Таким образом Один лето и осень проработал у Бауги за девятерых. Когда же наступил первый зимний день, он пришел к нему и потребовал свою плату.
Отказать Бауги не мог, и они вместе отправились к Суттунгу. Бауги рассказал брату о том, как работал у него Бёльверк, и попросил для него глоток меда.
Но Суттунг ничего и слышать про это не хотел, он наотрез отказался дать даже каплю чудесного напитка. Пришлось ими уйти несолоно хлебавши.
"Что ж, если он не хочет дать мне его добром, придется взять самому, - сказал Один, когда они вышли. - Ты поможешь мне?" Бауги согласился, ибо он считал, что глоток меда Суттунга - ничтожная плата за ту работу, что сделал для него Бёльверк. Уговор есть уговор, решил он. Вопрос был лишь в том, как достать мед?
Мед Суттунга был спрятан в скале, и охраняла его дочь великана - Гуннлёд. Бауги считал, что добраться до него невозможно. Однако Один придумал выход. С ловкостью фокусника он извлек из рукава бурав и попросил Бауги просверлить в скале отверстие вплоть до самого убежища Гуннлёд.
Сверлил Бауги долго и под конец совсем выбился из сил. Тогда он заявил, что дело сделано - отверстие готово.
Один дунул в дыру, и в лицо ему полетела каменная крошка. Отверстие было глубоким, но пока что не сквозным - до Гуннлёд оно не дошло.
Бауги был вынужден продолжить работу. Когда он закончил, Один снова дунул в дыру, и на этот раз каменная крошка наружу не полетела. Отверстие было готово. Тогда Один принял обличье змеи и пополз в просверленную дыру.
Увидев это, Бауги пришел в ярость: он понял, что его провели. Однако пойти к Суттунгу и рассказать обо всем Бауги не решился. Схватив бурав, он ткнул им в дыру, пытаясь поразить Одина. Но Один оказался проворнее - бурав ещё только вошел в отверстие, а Один был уже в убежище Гуннлёд.
По дороге он превратился в красивого юношу и в таком виде предстал перед дочерью Суттунга. Сидя в недрах горы в полном одиночестве, девушка жутко скучала и сразу же в него влюбилась. Один провел с ней три ночи. Гуннлёд всячески заботилась о нем, усаживала его в своё золотое кресло и кормила его самой лучшей пищей, какая только у неё была. Кроме того, она сказала, что даст ему попробовать чудесное питье, какого не доводилось отведывать до него никому. Она разрешила ему сделать три глотка - по одному из каждого из трех сосудов, которые она охраняла.
Один не заставил себя упрашивать. Одним глотком он осушил первый сосуд, вторым - второй, - третьим - третий. Вслед за тем он принял обличье огромного орла, расправил крылья, вылетел в пробуравленное отверстие и направился в Асгард.
С желудком, полным меда Суттунга, Один старался лететь как можно быстрее и даже не оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на Гуннлёд. А та, поняв, что любовь её обманута, почувствовала себя глубоко несчастной и горько заплакала - слезы так и хлынули из её глаз ручьями.
Однако Одину не повезло: Суттунг заметил странного орла и сразу же все понял. Также обернувшись орлом, он погнался за ним. Один, отяжелевший от выпитого меда, как жирный гусь, не мог лететь быстро. Суттунг был все ближе и ближе.
Прежде чем он успел запустить в Одина свои страшные когти, тому все же удалось долететь до стен Асгарда. Тут боги увидели его, немедленно бросились и принесли к дверям Вальгаллы три огромные чаши. Один летел уже из последних сил, Суттунг был у него чуть ли не на хвосте. Добравшись до чаш, Один отрыгнул мед. Став снова легким, Один без труда смог улететь и спрятаться.
Суттунг в ярости вернулся домой и, приняв своё истинное обличье, стал расспрашивать брата. Бауги был вынужден сознаться, что некто по имени Бёльверк обманул его и выкрал мед!
Услышав это, Суттунг отправился в Асгард и стал спрашивать о человеке по имени Бёльверк. Он хочет-де поговорить с ним, поскольку тот не только выкрал его драгоценный напиток, но также сделал его дочь такой несчастной, что она каждую ночь рыдает во сне.
Боги, разумеется, отвечали, что никто в Асгарде не знает никого по имени Бёльверк. И Суттунгу пришлось убраться ни с чем, Хотя он жутко ругался, изрыгал угрозы и даже весь посинел от злости.